"Улыбайтесь,даже если сердце болит ! "
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ: МАЙКЛ ДЖЕКСОН ПО ЕГО СОБСТВЕННЫМ СЛОВАМ
Сидя на диване рядом с Майклом Джексоном, вы заглядываете по ту сторону светлой, почти прозрачной кожи загадочного идола и понимаете, что эта афро-американская легенда больше чем некая оболочка. Больше чем артист, больше чем певец или танцор, – взрослый отец трех детей выдаёт уверенного, наделённого самообладанием, зрелого человека, в котором заложен огромный творческий потенциал.
Майкл Джозеф Джексон потряс мир в декабре 1982, когда он ворвался на поп-сцену с «Триллером» – роскошным, ритмичным, заразительным альбомом, представившим многим белым талант, который большинство чернокожих знало в течение многих десятилетий, и побившим почти все рекорды индустрии на планете. Исторический проект был очередным, хотя и гигантским, шагом в музыкальной карьере, которая началась 18 годами ранее, в 6 лет, с его братьям и в Jackson 5.
В его первом большом интервью американскому журналу за десятилетие и в 25-ую годовщину Триллера, Джексон встретился с журналом Ebony для личной эксклюзивной беседы о создании Триллера, об историческом выступлении Motown 25, об отцовстве, о состоянии музыкальной индустрии и о силе его творчества.
Вот Майкл Джексон, по его собственным словам...
Ebony: Как все начиналось?
Michael: Motown готовился снимать фильм под названием «The Wiz»... а Куинси Джонс оказался человеком, делавшим к нему музыку. В то время я уже слышал о Куинси. Когда я был ребенком, мой отец постоянно покупал джазовые альбомы, так что я знал его как джазового музыканта. После того, как мы сняли фильм – мы очень сблизились на съёмках, на самом деле; он помог мне со значением некоторых слов, он держался очень по-отечески – я позвонил ему после съёмок, абсолютно искренне – так как я застенчив, ОСОБЕННО в то время, обычно я никогда не смотрел на людей, когда они разговаривали со мной, я не шучу – и сказал, «Я готов записывать альбом. Ты думаешь... не мог бы ты порекомендовать мне кого-нибудь, кто мог бы заинтересоваться его созданием со мной или работой со мной?». Он сделал паузу и сказал «Почему ты не дашь МНЕ заняться этим?» Я сказал себе «Не знаю, почему я не думал об этом». Вероятно, оттого, что мне казалось, он был вроде моего отца, несколько джазовый. Итак, после того, как он это произнёс, я ответил, «ЗДОРОВО, это будет потрясающе». Потрясающим в работе с Куинси является то, что он даёт тебе поступать по-своему. Он не встаёт на пути.
Итак, первая вещь, с которой я к нему обратился, была с «Off The Wall», нашего первого альбома, и Род Темпертон пришёл в студию, с этим убийственным... – он тот маленький немецкий парень из Вормса, из Германии – Он пришёл с этим ... «дуп, дакка дакка дуп, дакка дакка дакка дуп» – это вся мелодия и припев. «Rock With You». Я такой «НИЧЕГО СЕБЕ»! И когда я услышал это, я сказал, «Хорошо, теперь я действительно должен работать». Так, каждый раз Род показывал что-то, я показывал что-то, и мы устраивали небольшое дружеское соревнование. Я люблю так работать. Я раньше читал, как поступал Уолт Дисней; если они работали над Bambi или анимированным шоу, они размещали оленя в центре и организовывал некое соревнование между аниматорами с различными стилями рисования. Кто бы ни достиг лучшего результата стилизации, нравившейся Уолту, он выбирал его. Они как будто конкурировали, по-дружески, но это было соревнование, «потому что оно требует большего напряжения». Так, всякий раз Род приносил что-то, я приносил что-то, потом он приносил что-нибудь, затем я приносил что-нибудь ещё. Мы устраивали эту замечательную вещь.
E: И после «Off The Wall», весной 1982-го, Вы возвратились в студию, чтобы работать над Триллером.
M: После «Off The Wall», с которого у нас вышли хиты «номер 1» – «Don't Stop 'Til You Get Enough», «Rock With You», «She's Out of My Life», «Workin' Day and Night» – мы были номинированы на премию Грэмми, но я был совсем недоволен тем, как всё получилось, потому что мне хотелось сделать гораздо больше, намного больше показать, вложить в это больше души и сердца.
E: Это стало переломным моментом для Вас?
M: ПОЛНЫМ переломом. С тех пор, как я был маленьким мальчиком, я постоянно учился композиции. Чайковский оказал на меня наибольшее влияние. Когда вы слушаете «Щелкунчика» – каждая композиция там убивает. Каждая! И я говорил себе «Почему это нельзя сделать в поп-альбоме?». Когда люди покупают альбом, они получают одну хорошую песню, остальные идут в корзину. И они называют это «песенным альбомом». И я сказал себе «Почему каждая песня в альбоме не может быть хитом? Чтобы люди захотели слушать это именно как единое целое, и покупать целый альбом, а не одну песню?» Я всегда старался сделать это. Именно это было моим главным требованием к следующему альбому. И надо было втолковать всем, чего я хочу. Это отняло много сил...
E: Творческий процесс... Как он происходит? Вы управляете им, или это происходит само собой?
M: Нет, я не управляю... Даже если я настраиваю себя на создание мелодии сознательно, должен произойти некий химический процесс в комнате, и тогда волшебство начинается. Словно нечто, созданное в одном мире, приходит в другой с помощью замечательных людей. Это чудесно.
Куинси дал мне прозвище «Вонючка». И Стивен Спилберг называл меня так. Никто не мог тогда заставить меня ругаться. Вместо крепких выражений я применял слово «вонючий». Если я говорил «Какая вонючая песня» – это означало, что песня потрясающая, я восхищен ею. У меня это вошло в привычку, поэтому меня и прозвали «Вонючкой».
Работать с Куинси было очень здорово. Он не загоняет вас в какие-то рамки, позволяет выдумывать, экспериментировать. Но в то же время не забывает о главном – о музыке. И если он слышит в ваших экспериментах какой-то действительно стоящий элемент – он обязательно добавит это в альбом.
Например, так было с песней «Billie Jean». Я написал басовые партии, и мелодию, отшлифовал всю композицию. А он послушал, и добавил еще потрясающий гитарный риф...
Мы встретились в его доме, чтобы поработать над песней. И он сказал «Майкл, позволь этому говорить с тобой. Песня сама скажет тебе, какой она должна быть. Просто позволь ей говорить с тобой».
И я учился делать это. Ключ к тому, чтобы быть хорошим автором, не в том, чтобы писать. Надо просто на своем пути уступить место Богу, позволить песне писать саму себя. И когда это случается, я встаю на колени и благодарю Бога за это».
E: Когда вы в последний раз испытывали такое чувство?
M: Вот совсем недавно. Я все время пишу. Когда это происходит, вы чувствуете, как вас переполняет нечто, требующее выхода. Это как беременность. Эмоции через край, и вы говорите себе «Вау! Вот оно!» Это словно приходит в мир через вас. Это потрясающе. С этими 12 нотами в вашем распоряжении целая вселенная...
(Майкл прислушивается к ранней, рабочей версии «Billie Jean», играющей в мобильном телефоне.)
Иногда я записываю грубую, рабочую версию песни – специально для хора. Я люблю хоровое пение. Вот послушайте – это дома... Джанет, Рэнди, я... Джанет и я хором поем «Whoo...Whoo..Whoo...» То же самое с каждой песней. Главное – мелодия, это самое важное. Если она устраивает меня, я перехожу к следующему шагу. Теперь надо перенести то, что происходит в вашей голове, на магнитофонную ленту.
E: Расскажите о наиболее запомнившихся моментах выступления на 25-летии Моtown.
M: Я как раз находился в студии, записывал «Beat It». Я собирался надолго оставить Моtown – были причины... Берри Горди связался со мной и попросил выступить на 25-летии, но я отказался. Я тогда записывал «Триллер» и был очень занят. Я сказал «Нет». Но он настаивал «Это же юбилей!». И я согласился, при одном условии – песня, которую я спою, не будет принадлежать Моtown. Он спросил «Что это за песня?» Я ответил «Billie Jean». Он согласился.
И я начал репетировать, ставить хореографию и подбирать костюмы братьям, выбирать песни, и все остальное. Я всегда контролирую весь процесс, даже установку камер и света. Каждый кадр, что вы видите – мой кадр. Позвольте рассказать, почему я так делал. У меня пять, нет, шесть камер. Когда ты выступаешь – неважно какого рода шоу ты делаешь – если ты не снимешь это должным образом, люди никогда этого не увидят. Это самая эгоистичная сфера в мире. Ты снимаешь то, ЧТО ты хочешь, чтобы люди увидели, КОГДА ты хочешь, чтобы они увидели это, КАК ты хочешь, чтобы они видели это, какое ОЩУЩЕНИЕ ты хочешь, чтобы у них возникло. Ты создаёшь нечто целое изо всех чувств, показанных с твоего ракурса, в твоих кадрах – так как я знаю, что хочу видеть. Знаю, что я хочу, чтобы увидела публика. Знаю, что хочу вернуть. Я помню эмоции, которые испытывал, когда выступал с этим, и я пробую поймать ту же самую эмоцию, когда монтирую и редактирую, и управляю процессом.
E: Как давно Вы стали придумывать все эти вещи?
M: С тех пор как я был маленьким мальчиком, с моими братьями. Мой отец обычно говорил «Покажи им, Майкл, покажи им».
E: Они когда-нибудь ревновали по этому поводу?
M: Они никогда этого не показывали, но должно быть это было нелегко, потому, как меня не шлёпали во время репетиций или выступлений. [Смех] Зато это случалось, когда я попадал в переделки. [Смех]. Это правда, тогда я получал сполна. Мой отец обычно репетировал с ремнём в руке. Ты не имел права сплоховать. Отец был гением, если говорить о том, каким образом он учил нас, как вести себя на публике, чувствовать, что сделать в следующий момент, или как не дать публике понять, что ты измучен, или если что-то идёт не так. Здесь он был изумителен.
E: Это то, где Вы думаете, Вы получили не только многие профессиональные навыки, но и понимание как в целом управлять процессом?
M: Безусловно. Мой отец, и опыт; я многому научился у отца. Когда он был ещё молодым человеком, у него была группа с названием Falcons. Они встречались и играли, постоянно, так что мы всегда были при музыке и танцах. Это именно та «чёрная» культурная вещь. Вы убираете всю мебель, делаете громче музыку... когда собирается кампания, каждый выходит на середину – ты должен что-то показать. Мне это нравилось.
E: А ваши дети этим занимаются?
M: Да, но они начинают стесняться. Но иногда они делают это для меня.
E: Говоря о таланте шоумэна: MTV, они не играли чёрную музыку. Как трудно это было для Вас?
M: Они сказали, что они не играют [чёрных артистов]. Это разбило мне сердце, но вместе с этим и прояснило что-то. Я сказал себе «Я должен сделать что-нибудь, поскольку они… – я просто не принимаю их пренебрежения». Да, про «Billie Jean» они сказали «Мы не будем это ставить».
Но когда они поставили её, она установила небывалый рекорд. Тогда они спросили у меня ВСЕ, что у нас было. Они разбили нашу дверь. Тогда появился Принц, открылся путь для Принца и всех других чёрных артистов. Это был 24-часовой хэви-металл, просто попурри безумных образов...
Они обращались ко мне так много раз в прошлом и говорили, «Майкл, если бы не ты, не было бы никакого MTV». Они так говорили мне, снова и снова, лично. Полагаю, что в то время они об этом и слышать не хотели… но я уверен, они не имели никакого «чистого» злого умысла [Смех].
E: Это действительно стало рождением новой эпохи музыкального видео...
M: Я часто смотрел MTV. Мой Брат Джеки говорил мне «Майкл, ты должен это видеть. Какая потрясающая идея – они крутят музыку 24 часа в сутки!». И я сказал «Дай мне посмотреть». И я смотрел и думал: «Если в это все добавить немного больше танца, движения, добавить развлекательный момент – людям это понравится». Поэтому теперь, когда я снимаю видео, у него обязательно есть сюжет – начало, развитие и конец. И вы можете следить за развитием истории. Именно это я делал в «Триллере», и в «The Way You Make Me Feel», в «Bad», в «Smooth Criminal».
E: Что Вы можете сказать о ситуации с современным музыкальным видео?
M: Сейчас происходит некая трансформация, переломный момент. Люди в растерянности, они не знают, как делать музыкальную продукцию, как ее продавать. Одна из причин – Интернет. Дети очень любят это. Целый мир у них на коленях, на кончиках пальцев. Возможность узнать все, что угодно, общаться с кем угодно, любая музыка, любые фильмы... Сетевые компании контролируют артистов. Думаю, исправить ситуацию может только гениальная, феноменальная музыка, которая захватит всех. Я думаю, люди постоянно в поиске. Сейчас не происходит никакой музыкальной революции, движения вперед. Но если люди поймут, что это что-то действительно стоящее – они сломают стену, чтобы добраться до этого. Я уверен в этом. Так было до «Триллера». Люди не покупали музыку. После этого они вернулись в музыкальные магазины. Я думаю, это еще произойдет.
E: Кто из молодых музыкантов производит на Вас впечатление?
M: Если вы имеете в виду именно артистизм, то Ne-Yo, например. Он прекрасно двигается. Хотя он подражает мне, но я ничего не имею против этого. К тому же этот парень, похоже, понимает, как надо писать песни.
E: Вы работаете с молодыми артистам и?
M: Конечно. Меня не заботит, кто этот парень – почтальон или уборщик. Если у него хорошая песня – значит, это хорошая песня. Самые замечательные идеи, как правило, появляются у людей во время повседневных дел. Надо просто попробовать осуществить то, что неожиданно пришло вам в голову. Это замечательная идея, и теперь надо это сделать. Крис Браун, Эйкон – все они замечательные артисты.
Я всегда старался делать музыку, которая вдохновит и окажет влияние не только на мое, но и на следующее поколение.
Вы создаете что-то, чтобы жить. Не имеет значения, что это – скульптуры, живопись, или музыка. Микеланджело говорил: «Творец уйдет, но его творение останется». Поэтому, чтобы избежать смерти, я вкладываю душу в свою работу. Я вкладываю в это всего себя. И я хочу, чтобы это жило.
E: Каково это, осознавать, что ты изменил историю? Вы часто об этом думаете?
M: Да, это так, действительно думаю. Я очень горд, что мы открыли путь, что это помогло многому открыться. Разъезжая вокруг света, гастролируя, на стадионах, ты видишь влияние музыки. Когда только выглядываешь со сцены, насколько невооружённый глаз может видеть, ты видишь людей. И это замечательное чувство, но ему сопутствовало много, много боли.
E: Как так?
M: Когда ты знаешь своё дело, когда ты новатор, люди набрасываются на тебя. Там, те, кто наверху – ты хочешь добраться до них.
Но я благодарен за все те рекорды, за большие продажи альбомов, за «номера 1»; я по-прежнему испытываю благодарность. Я парень, который имел обыкновение сидеть в своей гостиной и слушать, как его отец играет Рея Чарльза. Моя мать, бывало, будила меня в 3 утра, «Майкл, его показывают по телевизору, его показывают по телевизору!» Я бежал к телевизору, и Джеймс Браун был на экране. Я говорил, «Это то, чем я хочу заниматься».
E: Можем ли мы продолжать надеяться на Майкла Джексона?
M: Я пишу сейчас много материала. Работаю в студии практически каждый день. Думаю, такое преобладание рэпа, которое есть сейчас, когда это только началось, я всегда чувствовал, что рэп должен принять более мелодическую структуру, чтобы стать более универсальным, потому как не каждый говорит по-английски. [Смех] И ты ограничен своей страной. Но когда ты располагаешь мелодией, и каждый может напеть мелодию, тогда это подойдёт Франции, Ближнему Востоку, всем! Теперь так во всем мире, потому что они закладывают ту мелодическую, главную нить. Вы должны быть в состоянии её напеть, от ирландского фермера до леди, вычищающей туалеты в Гарлеме, от всякого, способного её насвистеть до ребёнка, прищёлкивающего пальцами. Вы должны суметь напеть это.
E: Итак, Вам сейчас почти 50. Вы полагаете, что будете заниматься тем же и в 80?
M: По правде, м... нет. Не так, как поступил Джеймс Браун или Джеки Уилсон, когда они просто продолжили двигаться, бежать, изматывать себя. По моему убеждению, мне кажется, [Браун] мог бы жить более размеренно и спокойно, и наслаждаться результатами своего тяжёлого труда.
E: Вы будете ещё гастролировать?
M: Меня не интересуют длительные турне. Но что мне нравится в гастролях, это то, что это великолепно углубляет твоё искусство. Это то, что я люблю в Бродвее, именно поэтому актёры тянутся к Бродвею, оттачивать свои навыки. Оно действительно способствует этому. Потому что требуются годы, чтобы стать большим артистом. Годы. Вы не можете просто схватить любого парня из безвестности и вытолкнуть его туда, и ожидать от этого человека конкуренции с тем человеком. Это никогда не сработает. И аудитория знает это; они могут увидеть это. То, как они жестикулируют рукой, управляют телом, то, как они обращаются с микрофоном, то, как они кланяются. Они поймут это сразу же.
Теперь о Стиви Уандере, он музыкальный пророк. Это ещё один человек, которому я доверяю. Я часто говорил себе «Я хочу написать больше». Я имел обыкновение наблюдать, как [продюсеры] Гэмбл и Хафф, и Хэл Дэвис и Корпорация пишут все те хиты для Jackson 5, и я действительно хотел изучить анатомию этого процесса. Что они обычно делали, они обычно делали так, чтобы мы приходили и пели после того, как они сделали трек. Я расстраивался, так как мне хотелось видеть, как они делают трек. Так что они обычно давали мне «ABC» после того, как трек был сделан, или «I Want You Back», или «The Love You Save». Я хотел прочувствовать всё это.
Так что Стиви Уандер обычно позволял мне буквально сидеть как муха на стене. Я смог увидеть, как делались «Songs in the Key of Life», некоторые из самых золотых вещей. Бывало, я сидел с Марвином Гэем и просто... это были люди, которые просто приходили к нам домой, болтались и играли в баскетбол с моими братьями в уикенд. Они всегда были с нами рядом.
E: Вы выступали на мировой сцене, объездили весь мир. Каким Вам видится этот мир сегодня?
M: Меня очень беспокоит нынешняя напряженная ситуация в мире. Я знал, что это произойдет рано или поздно. И мне хочется, чтобы люди поскорее задумались о том, что происходит. Никогда не поздно остановить летящий поезд, пока не произошло непоправимое. Мы должны остановить это, сейчас. Именно это я пытаюсь сказать в своих песнях – в «Earth Song» , «Heal the World» , «We are the world», – достучаться до сознания людей. Я хочу, чтобы люди прислушались к каждому слову.
E: Что Вы можете сказать о нынешних участниках президентской гонки? О Хиллари, Бараке Обаме?
M: Если честно, я не слежу за этим... Нет человека, способного решить мировые проблемы, просто нет. Никто из них не сможет сделать это. Это не зависит от нас. Мы не можем контролировать землю – случаются землетрясения. Мы не можем контролировать море – происходят цунами. Мы не можем контролировать небо – происходят грозы. Все в руках Божьих. Политики не должны об этом забывать. Я только хочу, чтобы они делали что-то для детей, помогали им. Вот это было бы действительно здорово.
E: 25 лет назад Вы были ребенком, сейчас Вы отец. Есть ли разница между тем Майклом и сегодняшним?
M: Нынешний Майкл такой же, каким был тогда. Просто я хотел сначала сделать что-то, реализовать себя. Но единственное, что мне по-настоящему хотелось делать – это иметь детей, воспитывать их, возиться с ними... Я сейчас делаю это, и получаю от этого огромное удовольствие.
E: Как Вы относитесь к тому, что говорят о Вас и пишут в прессе? Вы читаете это? Как на это реагируете?
M: Я не обращаю внимания на это. Я это просто игнорирую. Все, что пишут в прессе, не основывается ни на каких реальных фактах. Все это сплетни, слухи, мифы. У каждого из нас есть сосед, которого никто не видел, но все слышали какие-то сплетни о нем, какие-то истории, как он сделал то, сделал это.... Люди с ума посходили.
Мне всегда хотелось просто делать хорошую музыку.
Но вернемся к 25-летию Motown... Я никогда не забуду того, что произошло уже после выступления. Мавин Гэй, Смоки Робинсон, группа the Temptations, мои братья – все поздравляли меня, обнимали, жали мне руку... Ричард Прайор подошел ко мне и сказал (имитирует голос): «Это самое потрясающее выступление, которое я когда-нибудь видел». Для меня это было самой бесценной наградой. Я слушал все, что мне говорили эти люди, которых я боготворил, еще, будучи маленьким мальчиком, из Индианы, и меня переполняла гордость.
На следующий день после выступления Фред Астер позвонил мне и сказал: «Я смотрел твое выступление вчера, я записал его, и смотрел сегодня утром снова. Ты очень злой танцор, просто какая-то адская машина! Ты просто порвал публику вчера вечером!»
И когда я встретился с Астером на следующий день, он сделал вот так пальцами (изображает двумя пальцами лунную походку).
Помню, сразу после этого выступления я был очень расстроен. Это было не совсем то, что я хотел. Я хотел большего. Я всегда хочу большего. Но тут за кулисами ко мне подошел ребенок, маленький еврейский мальчик, одетый во фрак. И спросил (имитирует голос): «Кто тебя научил так классно танцевать?» (смеется) Я ответил «Наверное, Бог... и репетиции».
Сидя на диване рядом с Майклом Джексоном, вы заглядываете по ту сторону светлой, почти прозрачной кожи загадочного идола и понимаете, что эта афро-американская легенда больше чем некая оболочка. Больше чем артист, больше чем певец или танцор, – взрослый отец трех детей выдаёт уверенного, наделённого самообладанием, зрелого человека, в котором заложен огромный творческий потенциал.
Майкл Джозеф Джексон потряс мир в декабре 1982, когда он ворвался на поп-сцену с «Триллером» – роскошным, ритмичным, заразительным альбомом, представившим многим белым талант, который большинство чернокожих знало в течение многих десятилетий, и побившим почти все рекорды индустрии на планете. Исторический проект был очередным, хотя и гигантским, шагом в музыкальной карьере, которая началась 18 годами ранее, в 6 лет, с его братьям и в Jackson 5.
В его первом большом интервью американскому журналу за десятилетие и в 25-ую годовщину Триллера, Джексон встретился с журналом Ebony для личной эксклюзивной беседы о создании Триллера, об историческом выступлении Motown 25, об отцовстве, о состоянии музыкальной индустрии и о силе его творчества.
Вот Майкл Джексон, по его собственным словам...
Ebony: Как все начиналось?
Michael: Motown готовился снимать фильм под названием «The Wiz»... а Куинси Джонс оказался человеком, делавшим к нему музыку. В то время я уже слышал о Куинси. Когда я был ребенком, мой отец постоянно покупал джазовые альбомы, так что я знал его как джазового музыканта. После того, как мы сняли фильм – мы очень сблизились на съёмках, на самом деле; он помог мне со значением некоторых слов, он держался очень по-отечески – я позвонил ему после съёмок, абсолютно искренне – так как я застенчив, ОСОБЕННО в то время, обычно я никогда не смотрел на людей, когда они разговаривали со мной, я не шучу – и сказал, «Я готов записывать альбом. Ты думаешь... не мог бы ты порекомендовать мне кого-нибудь, кто мог бы заинтересоваться его созданием со мной или работой со мной?». Он сделал паузу и сказал «Почему ты не дашь МНЕ заняться этим?» Я сказал себе «Не знаю, почему я не думал об этом». Вероятно, оттого, что мне казалось, он был вроде моего отца, несколько джазовый. Итак, после того, как он это произнёс, я ответил, «ЗДОРОВО, это будет потрясающе». Потрясающим в работе с Куинси является то, что он даёт тебе поступать по-своему. Он не встаёт на пути.
Итак, первая вещь, с которой я к нему обратился, была с «Off The Wall», нашего первого альбома, и Род Темпертон пришёл в студию, с этим убийственным... – он тот маленький немецкий парень из Вормса, из Германии – Он пришёл с этим ... «дуп, дакка дакка дуп, дакка дакка дакка дуп» – это вся мелодия и припев. «Rock With You». Я такой «НИЧЕГО СЕБЕ»! И когда я услышал это, я сказал, «Хорошо, теперь я действительно должен работать». Так, каждый раз Род показывал что-то, я показывал что-то, и мы устраивали небольшое дружеское соревнование. Я люблю так работать. Я раньше читал, как поступал Уолт Дисней; если они работали над Bambi или анимированным шоу, они размещали оленя в центре и организовывал некое соревнование между аниматорами с различными стилями рисования. Кто бы ни достиг лучшего результата стилизации, нравившейся Уолту, он выбирал его. Они как будто конкурировали, по-дружески, но это было соревнование, «потому что оно требует большего напряжения». Так, всякий раз Род приносил что-то, я приносил что-то, потом он приносил что-нибудь, затем я приносил что-нибудь ещё. Мы устраивали эту замечательную вещь.
E: И после «Off The Wall», весной 1982-го, Вы возвратились в студию, чтобы работать над Триллером.
M: После «Off The Wall», с которого у нас вышли хиты «номер 1» – «Don't Stop 'Til You Get Enough», «Rock With You», «She's Out of My Life», «Workin' Day and Night» – мы были номинированы на премию Грэмми, но я был совсем недоволен тем, как всё получилось, потому что мне хотелось сделать гораздо больше, намного больше показать, вложить в это больше души и сердца.
E: Это стало переломным моментом для Вас?
M: ПОЛНЫМ переломом. С тех пор, как я был маленьким мальчиком, я постоянно учился композиции. Чайковский оказал на меня наибольшее влияние. Когда вы слушаете «Щелкунчика» – каждая композиция там убивает. Каждая! И я говорил себе «Почему это нельзя сделать в поп-альбоме?». Когда люди покупают альбом, они получают одну хорошую песню, остальные идут в корзину. И они называют это «песенным альбомом». И я сказал себе «Почему каждая песня в альбоме не может быть хитом? Чтобы люди захотели слушать это именно как единое целое, и покупать целый альбом, а не одну песню?» Я всегда старался сделать это. Именно это было моим главным требованием к следующему альбому. И надо было втолковать всем, чего я хочу. Это отняло много сил...
E: Творческий процесс... Как он происходит? Вы управляете им, или это происходит само собой?
M: Нет, я не управляю... Даже если я настраиваю себя на создание мелодии сознательно, должен произойти некий химический процесс в комнате, и тогда волшебство начинается. Словно нечто, созданное в одном мире, приходит в другой с помощью замечательных людей. Это чудесно.
Куинси дал мне прозвище «Вонючка». И Стивен Спилберг называл меня так. Никто не мог тогда заставить меня ругаться. Вместо крепких выражений я применял слово «вонючий». Если я говорил «Какая вонючая песня» – это означало, что песня потрясающая, я восхищен ею. У меня это вошло в привычку, поэтому меня и прозвали «Вонючкой».
Работать с Куинси было очень здорово. Он не загоняет вас в какие-то рамки, позволяет выдумывать, экспериментировать. Но в то же время не забывает о главном – о музыке. И если он слышит в ваших экспериментах какой-то действительно стоящий элемент – он обязательно добавит это в альбом.
Например, так было с песней «Billie Jean». Я написал басовые партии, и мелодию, отшлифовал всю композицию. А он послушал, и добавил еще потрясающий гитарный риф...
Мы встретились в его доме, чтобы поработать над песней. И он сказал «Майкл, позволь этому говорить с тобой. Песня сама скажет тебе, какой она должна быть. Просто позволь ей говорить с тобой».
И я учился делать это. Ключ к тому, чтобы быть хорошим автором, не в том, чтобы писать. Надо просто на своем пути уступить место Богу, позволить песне писать саму себя. И когда это случается, я встаю на колени и благодарю Бога за это».
E: Когда вы в последний раз испытывали такое чувство?
M: Вот совсем недавно. Я все время пишу. Когда это происходит, вы чувствуете, как вас переполняет нечто, требующее выхода. Это как беременность. Эмоции через край, и вы говорите себе «Вау! Вот оно!» Это словно приходит в мир через вас. Это потрясающе. С этими 12 нотами в вашем распоряжении целая вселенная...
(Майкл прислушивается к ранней, рабочей версии «Billie Jean», играющей в мобильном телефоне.)
Иногда я записываю грубую, рабочую версию песни – специально для хора. Я люблю хоровое пение. Вот послушайте – это дома... Джанет, Рэнди, я... Джанет и я хором поем «Whoo...Whoo..Whoo...» То же самое с каждой песней. Главное – мелодия, это самое важное. Если она устраивает меня, я перехожу к следующему шагу. Теперь надо перенести то, что происходит в вашей голове, на магнитофонную ленту.
E: Расскажите о наиболее запомнившихся моментах выступления на 25-летии Моtown.
M: Я как раз находился в студии, записывал «Beat It». Я собирался надолго оставить Моtown – были причины... Берри Горди связался со мной и попросил выступить на 25-летии, но я отказался. Я тогда записывал «Триллер» и был очень занят. Я сказал «Нет». Но он настаивал «Это же юбилей!». И я согласился, при одном условии – песня, которую я спою, не будет принадлежать Моtown. Он спросил «Что это за песня?» Я ответил «Billie Jean». Он согласился.
И я начал репетировать, ставить хореографию и подбирать костюмы братьям, выбирать песни, и все остальное. Я всегда контролирую весь процесс, даже установку камер и света. Каждый кадр, что вы видите – мой кадр. Позвольте рассказать, почему я так делал. У меня пять, нет, шесть камер. Когда ты выступаешь – неважно какого рода шоу ты делаешь – если ты не снимешь это должным образом, люди никогда этого не увидят. Это самая эгоистичная сфера в мире. Ты снимаешь то, ЧТО ты хочешь, чтобы люди увидели, КОГДА ты хочешь, чтобы они увидели это, КАК ты хочешь, чтобы они видели это, какое ОЩУЩЕНИЕ ты хочешь, чтобы у них возникло. Ты создаёшь нечто целое изо всех чувств, показанных с твоего ракурса, в твоих кадрах – так как я знаю, что хочу видеть. Знаю, что я хочу, чтобы увидела публика. Знаю, что хочу вернуть. Я помню эмоции, которые испытывал, когда выступал с этим, и я пробую поймать ту же самую эмоцию, когда монтирую и редактирую, и управляю процессом.
E: Как давно Вы стали придумывать все эти вещи?
M: С тех пор как я был маленьким мальчиком, с моими братьями. Мой отец обычно говорил «Покажи им, Майкл, покажи им».
E: Они когда-нибудь ревновали по этому поводу?
M: Они никогда этого не показывали, но должно быть это было нелегко, потому, как меня не шлёпали во время репетиций или выступлений. [Смех] Зато это случалось, когда я попадал в переделки. [Смех]. Это правда, тогда я получал сполна. Мой отец обычно репетировал с ремнём в руке. Ты не имел права сплоховать. Отец был гением, если говорить о том, каким образом он учил нас, как вести себя на публике, чувствовать, что сделать в следующий момент, или как не дать публике понять, что ты измучен, или если что-то идёт не так. Здесь он был изумителен.
E: Это то, где Вы думаете, Вы получили не только многие профессиональные навыки, но и понимание как в целом управлять процессом?
M: Безусловно. Мой отец, и опыт; я многому научился у отца. Когда он был ещё молодым человеком, у него была группа с названием Falcons. Они встречались и играли, постоянно, так что мы всегда были при музыке и танцах. Это именно та «чёрная» культурная вещь. Вы убираете всю мебель, делаете громче музыку... когда собирается кампания, каждый выходит на середину – ты должен что-то показать. Мне это нравилось.
E: А ваши дети этим занимаются?
M: Да, но они начинают стесняться. Но иногда они делают это для меня.
E: Говоря о таланте шоумэна: MTV, они не играли чёрную музыку. Как трудно это было для Вас?
M: Они сказали, что они не играют [чёрных артистов]. Это разбило мне сердце, но вместе с этим и прояснило что-то. Я сказал себе «Я должен сделать что-нибудь, поскольку они… – я просто не принимаю их пренебрежения». Да, про «Billie Jean» они сказали «Мы не будем это ставить».
Но когда они поставили её, она установила небывалый рекорд. Тогда они спросили у меня ВСЕ, что у нас было. Они разбили нашу дверь. Тогда появился Принц, открылся путь для Принца и всех других чёрных артистов. Это был 24-часовой хэви-металл, просто попурри безумных образов...
Они обращались ко мне так много раз в прошлом и говорили, «Майкл, если бы не ты, не было бы никакого MTV». Они так говорили мне, снова и снова, лично. Полагаю, что в то время они об этом и слышать не хотели… но я уверен, они не имели никакого «чистого» злого умысла [Смех].
E: Это действительно стало рождением новой эпохи музыкального видео...
M: Я часто смотрел MTV. Мой Брат Джеки говорил мне «Майкл, ты должен это видеть. Какая потрясающая идея – они крутят музыку 24 часа в сутки!». И я сказал «Дай мне посмотреть». И я смотрел и думал: «Если в это все добавить немного больше танца, движения, добавить развлекательный момент – людям это понравится». Поэтому теперь, когда я снимаю видео, у него обязательно есть сюжет – начало, развитие и конец. И вы можете следить за развитием истории. Именно это я делал в «Триллере», и в «The Way You Make Me Feel», в «Bad», в «Smooth Criminal».
E: Что Вы можете сказать о ситуации с современным музыкальным видео?
M: Сейчас происходит некая трансформация, переломный момент. Люди в растерянности, они не знают, как делать музыкальную продукцию, как ее продавать. Одна из причин – Интернет. Дети очень любят это. Целый мир у них на коленях, на кончиках пальцев. Возможность узнать все, что угодно, общаться с кем угодно, любая музыка, любые фильмы... Сетевые компании контролируют артистов. Думаю, исправить ситуацию может только гениальная, феноменальная музыка, которая захватит всех. Я думаю, люди постоянно в поиске. Сейчас не происходит никакой музыкальной революции, движения вперед. Но если люди поймут, что это что-то действительно стоящее – они сломают стену, чтобы добраться до этого. Я уверен в этом. Так было до «Триллера». Люди не покупали музыку. После этого они вернулись в музыкальные магазины. Я думаю, это еще произойдет.
E: Кто из молодых музыкантов производит на Вас впечатление?
M: Если вы имеете в виду именно артистизм, то Ne-Yo, например. Он прекрасно двигается. Хотя он подражает мне, но я ничего не имею против этого. К тому же этот парень, похоже, понимает, как надо писать песни.
E: Вы работаете с молодыми артистам и?
M: Конечно. Меня не заботит, кто этот парень – почтальон или уборщик. Если у него хорошая песня – значит, это хорошая песня. Самые замечательные идеи, как правило, появляются у людей во время повседневных дел. Надо просто попробовать осуществить то, что неожиданно пришло вам в голову. Это замечательная идея, и теперь надо это сделать. Крис Браун, Эйкон – все они замечательные артисты.
Я всегда старался делать музыку, которая вдохновит и окажет влияние не только на мое, но и на следующее поколение.
Вы создаете что-то, чтобы жить. Не имеет значения, что это – скульптуры, живопись, или музыка. Микеланджело говорил: «Творец уйдет, но его творение останется». Поэтому, чтобы избежать смерти, я вкладываю душу в свою работу. Я вкладываю в это всего себя. И я хочу, чтобы это жило.
E: Каково это, осознавать, что ты изменил историю? Вы часто об этом думаете?
M: Да, это так, действительно думаю. Я очень горд, что мы открыли путь, что это помогло многому открыться. Разъезжая вокруг света, гастролируя, на стадионах, ты видишь влияние музыки. Когда только выглядываешь со сцены, насколько невооружённый глаз может видеть, ты видишь людей. И это замечательное чувство, но ему сопутствовало много, много боли.
E: Как так?
M: Когда ты знаешь своё дело, когда ты новатор, люди набрасываются на тебя. Там, те, кто наверху – ты хочешь добраться до них.
Но я благодарен за все те рекорды, за большие продажи альбомов, за «номера 1»; я по-прежнему испытываю благодарность. Я парень, который имел обыкновение сидеть в своей гостиной и слушать, как его отец играет Рея Чарльза. Моя мать, бывало, будила меня в 3 утра, «Майкл, его показывают по телевизору, его показывают по телевизору!» Я бежал к телевизору, и Джеймс Браун был на экране. Я говорил, «Это то, чем я хочу заниматься».
E: Можем ли мы продолжать надеяться на Майкла Джексона?
M: Я пишу сейчас много материала. Работаю в студии практически каждый день. Думаю, такое преобладание рэпа, которое есть сейчас, когда это только началось, я всегда чувствовал, что рэп должен принять более мелодическую структуру, чтобы стать более универсальным, потому как не каждый говорит по-английски. [Смех] И ты ограничен своей страной. Но когда ты располагаешь мелодией, и каждый может напеть мелодию, тогда это подойдёт Франции, Ближнему Востоку, всем! Теперь так во всем мире, потому что они закладывают ту мелодическую, главную нить. Вы должны быть в состоянии её напеть, от ирландского фермера до леди, вычищающей туалеты в Гарлеме, от всякого, способного её насвистеть до ребёнка, прищёлкивающего пальцами. Вы должны суметь напеть это.
E: Итак, Вам сейчас почти 50. Вы полагаете, что будете заниматься тем же и в 80?
M: По правде, м... нет. Не так, как поступил Джеймс Браун или Джеки Уилсон, когда они просто продолжили двигаться, бежать, изматывать себя. По моему убеждению, мне кажется, [Браун] мог бы жить более размеренно и спокойно, и наслаждаться результатами своего тяжёлого труда.
E: Вы будете ещё гастролировать?
M: Меня не интересуют длительные турне. Но что мне нравится в гастролях, это то, что это великолепно углубляет твоё искусство. Это то, что я люблю в Бродвее, именно поэтому актёры тянутся к Бродвею, оттачивать свои навыки. Оно действительно способствует этому. Потому что требуются годы, чтобы стать большим артистом. Годы. Вы не можете просто схватить любого парня из безвестности и вытолкнуть его туда, и ожидать от этого человека конкуренции с тем человеком. Это никогда не сработает. И аудитория знает это; они могут увидеть это. То, как они жестикулируют рукой, управляют телом, то, как они обращаются с микрофоном, то, как они кланяются. Они поймут это сразу же.
Теперь о Стиви Уандере, он музыкальный пророк. Это ещё один человек, которому я доверяю. Я часто говорил себе «Я хочу написать больше». Я имел обыкновение наблюдать, как [продюсеры] Гэмбл и Хафф, и Хэл Дэвис и Корпорация пишут все те хиты для Jackson 5, и я действительно хотел изучить анатомию этого процесса. Что они обычно делали, они обычно делали так, чтобы мы приходили и пели после того, как они сделали трек. Я расстраивался, так как мне хотелось видеть, как они делают трек. Так что они обычно давали мне «ABC» после того, как трек был сделан, или «I Want You Back», или «The Love You Save». Я хотел прочувствовать всё это.
Так что Стиви Уандер обычно позволял мне буквально сидеть как муха на стене. Я смог увидеть, как делались «Songs in the Key of Life», некоторые из самых золотых вещей. Бывало, я сидел с Марвином Гэем и просто... это были люди, которые просто приходили к нам домой, болтались и играли в баскетбол с моими братьями в уикенд. Они всегда были с нами рядом.
E: Вы выступали на мировой сцене, объездили весь мир. Каким Вам видится этот мир сегодня?
M: Меня очень беспокоит нынешняя напряженная ситуация в мире. Я знал, что это произойдет рано или поздно. И мне хочется, чтобы люди поскорее задумались о том, что происходит. Никогда не поздно остановить летящий поезд, пока не произошло непоправимое. Мы должны остановить это, сейчас. Именно это я пытаюсь сказать в своих песнях – в «Earth Song» , «Heal the World» , «We are the world», – достучаться до сознания людей. Я хочу, чтобы люди прислушались к каждому слову.
E: Что Вы можете сказать о нынешних участниках президентской гонки? О Хиллари, Бараке Обаме?
M: Если честно, я не слежу за этим... Нет человека, способного решить мировые проблемы, просто нет. Никто из них не сможет сделать это. Это не зависит от нас. Мы не можем контролировать землю – случаются землетрясения. Мы не можем контролировать море – происходят цунами. Мы не можем контролировать небо – происходят грозы. Все в руках Божьих. Политики не должны об этом забывать. Я только хочу, чтобы они делали что-то для детей, помогали им. Вот это было бы действительно здорово.
E: 25 лет назад Вы были ребенком, сейчас Вы отец. Есть ли разница между тем Майклом и сегодняшним?
M: Нынешний Майкл такой же, каким был тогда. Просто я хотел сначала сделать что-то, реализовать себя. Но единственное, что мне по-настоящему хотелось делать – это иметь детей, воспитывать их, возиться с ними... Я сейчас делаю это, и получаю от этого огромное удовольствие.
E: Как Вы относитесь к тому, что говорят о Вас и пишут в прессе? Вы читаете это? Как на это реагируете?
M: Я не обращаю внимания на это. Я это просто игнорирую. Все, что пишут в прессе, не основывается ни на каких реальных фактах. Все это сплетни, слухи, мифы. У каждого из нас есть сосед, которого никто не видел, но все слышали какие-то сплетни о нем, какие-то истории, как он сделал то, сделал это.... Люди с ума посходили.
Мне всегда хотелось просто делать хорошую музыку.
Но вернемся к 25-летию Motown... Я никогда не забуду того, что произошло уже после выступления. Мавин Гэй, Смоки Робинсон, группа the Temptations, мои братья – все поздравляли меня, обнимали, жали мне руку... Ричард Прайор подошел ко мне и сказал (имитирует голос): «Это самое потрясающее выступление, которое я когда-нибудь видел». Для меня это было самой бесценной наградой. Я слушал все, что мне говорили эти люди, которых я боготворил, еще, будучи маленьким мальчиком, из Индианы, и меня переполняла гордость.
На следующий день после выступления Фред Астер позвонил мне и сказал: «Я смотрел твое выступление вчера, я записал его, и смотрел сегодня утром снова. Ты очень злой танцор, просто какая-то адская машина! Ты просто порвал публику вчера вечером!»
И когда я встретился с Астером на следующий день, он сделал вот так пальцами (изображает двумя пальцами лунную походку).
Помню, сразу после этого выступления я был очень расстроен. Это было не совсем то, что я хотел. Я хотел большего. Я всегда хочу большего. Но тут за кулисами ко мне подошел ребенок, маленький еврейский мальчик, одетый во фрак. И спросил (имитирует голос): «Кто тебя научил так классно танцевать?» (смеется) Я ответил «Наверное, Бог... и репетиции».